На обороте карточки карандашом: июль, 87 г, половина лета, Лазаревское. (на фото я справа)
Волшебный месяц. Мы с другом Денисом гостили у его бабушки в доме на самом берегу моря. Сперва я очумел от воздуха: густой йодистый замес духа водорослей. Не вдыхаешь - пьёшь. Солнце нежнее нашего, разлито повсюду, дрожит даже в тени. Все в шортах, белых панамах, сланцах. Ходят вразвалочку, шелестя тапками, ничуть не спеша. Отдых. Розы всех красок кустятся, как сорняк везде, приторно дурманят. Мелкая галька первые пару дней надсадно щекочет пятки, а потом мчишь уже не замечая. Крабики в щелях камней, жгучие ватные медузы, калённые волнорезы. И море... Это моё первое море. Ослепительно искрящееся днём. Пенящееся к вечеру. С закатной огненной полосой. Бесконечное под чёрным звёздным куполом ночью. Каждое утро сюда приходил местный старик, сбрасывал халат, садился голый у кромки воды, он был слишком стар, чтобы плыть. Парное море облизывало всё его сухое обвисшее тело, все морщины лица складывались в блаженную улыбку.
Нам с другом по тринадцать. Хочется всего и сразу, пульсирует всё внутри, шкалит пульс. Самое мощное воспоминание - поход на дикий пляж. Утром мы пошли с его отцом порыбачить. Очень тихое место - хитро шепнул друг. - Ничему не удивляйся.
Мы шли по плоской гальке, крупным окатышам, чайки перекрикивали прибой, и было особым чудом смотреть на солнце и море в ресничную щель. Я замыкал нашу процессию. И тут я увидел её. На соломенном коврике лежала слепяще белая, совершенно нагая молодая женщина. Лишь лицо было укрыто цветастым шифоном. Это была первая голая женщина в моей жизни. В ней не было ни стыда, ни игры, ни кокетства. Словно налитая, просвечивающая молоком, с полноватыми округлыми бёдрами, изящным веретеном икр, тонкими щиколотками, нежное тесто живота с кофейной родинкой возле пупка, тяжелыми вздыхаюшими грудями с крупными сонными сосками, плечи и руки её были усыпаны веснушками, а из под платка выглядывали медные локоны. Мы шли молча. Наверное один я из нас троих тогда переживал ту бурю, когда подкашиваются колени, потеют ладони и в горле сухой ком. Денис обернулся на меня и подмигнул. Мы шли дальше, и они лежали везде. По одиночке, парами, по трое, на спине, на боку, на животе, со всеми невозможными изгибами и в беспощадной наготе.