Мистика и ночное купание в реке

4. ТИХИЙ УГОЛОК

Я прошел по тропинке даже меньше двухсот метров, когда лес расступился, как бы подсказывая мне, что я пере­сек живописную перемычку, отделявшую реку Свиять от озера Прохладного.

Озеро лежало сейчас передо мной во всей своей красе. Своей формой оно напоми­нало гигантскую стилизованную подкову, об­ращенную в мою сторону своей выпуклой частью. Густой лес, покрывавший противопо­ложный холмистый берег, отражался в водной глади как в зеркале. Примерно посередине озе­ра над поверхностью воды красовался не­большой островок, на котором росло с полдю­жины березок. Идиллическую картину несколь­ко смазывал вид полузатонувшего прогулочного катера, задранный кверху нос которого выступал чуть сбоку от правого мыса островка.

Ближний ко мне - плоский берег озера представлял со­бой просторную лужайку, окаймленную с трех других сторон березовыми стайками с вкраплениями пушистых голубых елей. Помимо этой естественной границы, территория базы отдыха была отделена от окружающей местности еще и невысо­ким ограждением из сваренных впритык проволочных секций, выкрашенных синей крас­кой. Ближняя к озеру секция вдавалась в воду на пару метров, опираясь на щербатый бетон­ный столбик. Впрочем, в ограждении имелись и калитка, и ворота.

Там, внутри, вдоль берега выстроились в два ряда восемь летних домиков, которые лишь близорукому могли показаться веселенькими. На переднем плане виднелся врытый в землю большой дощатый стол с расставленными во­круг него скамейками из тяжелых чурбаков.

В самом дальнем углу лужайки, под лесом, была растянута двухместная палатка защитного цвета. Рядом с ней стоял грузовичок-фургон, оснащенный компактной буровой установкой.

На первый взгляд, лагерь был совершенно необитаем. Но все же я успел заметить, как при моем появлении шевельнулся полог па­латки.

Про палатку, помнится, Шестоперова ничего мне не говорила.

Не успел я приблизиться к проволочному ограждению, как из-за угла ближайшего домика вы­бежала огромная черная собака, явно беспо­родная, и залилась угрожающим лаем. Следом с той же стороны показался высокий, чуточку сутуловатый мужчина преклонных лет, но вы­глядевший таким крепким и энергичным, что я не рискнул бы называть его стариком.

- Я извиняюсь, ищете кого-нибудь или просто гуляете для своего удовольствия? - спросил он густым басом, подходя ближе и од­новременно кивая в знак сдержанного привет­ствия, а вдобавок, отмашкой руки, приказывая со­баке умолкнуть.

Я поздоровался, затем объяснил, что ищу кого-либо из персонала пансионата, поскольку имею намерение поселиться здесь на два-три дня.

Мы стояли друг против друга, разделенные проволочной сеткой, доходившей до уровня груди. Наверняка черный пес, даже беспородный, перемахнул бы эту изгородь одним прыжком.

Что касается его хозяина, то мой ответ при­вел того в явное замешательство.

- Сколько вас человек? – спросил он, что-то прикидывая про себя.

- Я один.

- А... где же ваша машина?

- Я приехал на автобусе. В служебную ко­мандировку. Устал с дороги и хотел бы быст­рее расположиться на отдых.

Он слушал меня с возрастающим недоуме­нием. Собака, кажется, тоже.

- В служебную командировку? В Карповку? На выходные дни? Да ведь у нас тут ничего нет! Лес уже лет восемь как не рубят.

- Я по юридической линии. Подробней распространяться не могу. А документы мои вот, пожалуйста, - я протянул ему одну из своих “ксив”, запас которых имел на все слу­чаи жизни.

Некоторое время он внимательно изучал удостоверение, беззвучно шевеля губами. У не­го было грубоватое, заросшее седоватой щети­ной лицо деревенского мудреца, в чертах которого житейский опыт и хитроватая сметка удивительным образом сочетались с простодушием и легковерностью.

- Дмитрий Сергеевич, значит? Из ин-юр-коллегии? - Он пару раз стрель­нул водянистыми глазами, будто сличая фото­графию с оригиналом. - Понятно... Вот, возь­мите. - Приосанился. - А я - Груздев Сидор Тихонович, директор, так сказать, здешней зоны отдыха...

- Директор? Вот и чудесно! Я вижу, сво­бодные места у вас есть. Прошу дать указа­ние администратору, чтобы меня поселили.

- Эх, дорогой Дмитрий Сергеевич... - вздохнул он. - Приехали бы вы в наши места лет этак двенадцать-пятнадцать назад! Вот тогда у нас действительно был пансионат! Одних коттед­жей тридцать штук стояло. Столовая имелась, здравпункт, летний кинотеатр. Катер прогу­лочный курсировал. Водяные велосипеды вы­давали напрокат. А путевок было вообще не достать! Только по большому блату. Эх, да что там... - Он вздохнул еще горше. - Персонал разбежался, катер утоп, отдыхающие... Кто побогаче, те на Канарах да Багамах, в Анталье и на Кипре, ну а беднота скорее поедет на Разлив, чем в нашу глушь. Захирело все! Сплошное запустение...

- Сочувствую, Сидор Тихонович, но я че­ловек неизбалованный, мне лишь бы голову к подушке приклонить. Тем более у вас тут та­кая красота!

- Да, места у нас изумительные, - согла­сился он. - Потому и старые клиенты не забывают. Вот и завтра одна компания пожалу­ет. Уже предупредили. “Новые русские”!

- Ага! А вы говорите – Канары!

- Ну-у, тут особый случай. Просто одна женщина из этой компании, Жанна Ворохова, имеет родню в нашей деревне. Да только слы­хал я, что развелась она с мужем, с Эдуардом, то есть, так что гулять завтра будут уже без нее.

- Большая компания, что ли? - как бы из вежливости осведомился я.

- Не-е... Неполный десяток человек.

- Всего-то? А у вас восемь домиков. По­местимся уж как-нибудь.

- Из этих домиков половина - в аварий­ном состоянии. Того и гляди, крыша прова­лится.

- Так я не капризный, и на веранде могу.

- По правде говоря... - он смущенно вздохнул и понизил голос: - Я-то лично не против, но тут такая закавыка: они оплатили все места. Хотят праздновать без посторонних.

- Вот как? - удивился я. - Но ведь у вас тут даже “дикари” обитают, палаточка вон стоит в уголке...

Он оглянулся.

- Да, палатка. Только это не “дикари”. Бри­гаду из конторы прислали. Теннисный корт бу­дут делать. Не знаю только, когда начнут. По­ка что они нашу клюквянку осваивают, ну, бражку...

- У вас, Сидор Тихонович, оказывается, “новые русские” веселятся, бригада спортплощадку строит - какое же это запустение? - снова вставил я, чувствуя, что мой ушлый собеседник определенно юлит.

- Э-э, долго рассказывать.

- Кстати, а что у нас за праздник завтра? Какое такое великое событие собираются отмечать ваши гости? Что-то я давно не загля­дывал в календарь...

Он почесал коротко стриженый затылок:

- Я так думаю, что праздника этого в ка­лендаре нет. Какой-то там у них юбилей. Но отмечать будут крепко.

- Дров не наломают? Домики ваши не по­жгут? – забеспокоился я.

- Ну что вы! - запротестовал он. - Народ все серьезный, ответственный, из бывших. Алексей Михайлович, тот один может выкушать бочку, и ни в одном глазу. Константин пьет только коньяк, маленькими глоточками, как раз пол своему нутру, и ни­когда не напивается. Эдуард, правда, может нажраться, и тогда уж точно полезет в бутыл­ку. Прежде-то Жанна лихо его урезонивала, а теперь вот не знаю. Новой его супружницы не видал ни разу. Понятия не имею, что за фи­фочка. Слыхал только, что молодая, чуть не в дочки ему годится. - У моего собеседника вдруг развязался язык: - Да я же знаю их как облупленных лет пятнадцать, если не два­дцать! Алексей Михайлович раньше был для них царь и бог! Эдик и Костя каждое его слово на ус мотали, лишнюю рюмку опасались при нем выпить! Хотя он не запрещал. Замечательный человек Алексей Михайлович! Веселый, щедрый, душа нараспашку! Он и сейчас таким остался. Вот голову даю наотрез - пригласит завтра на шашлыки! И его жена Валюша - милейшая женщина! Всегда доброе слово най­дет, а то и гостинчик для внука передаст. А вот Эдик и Костя - фрукты! Новая генерация! Нет, раньше они бы­ли другими. А может, проще. Все время под­шучивали друг над дружкой, но до злобы у них никогда не доходило. А сейчас смотрят один на другого волками, за всякую мелочь цепля­ются... И уже Алексей Михайлович для них не указ. Огрызаются, по-своему сделать норовят. Ну, а я для них и вовсе вроде пустого места. Костя, тот еще ничего, поздоровается, о погоде расспросит. А Эдик может даже не заме­тить. Бизнесмен! Хозяин жизни! Не знаю толь­ко, на чем он бизнес свой сделал. Вот таких людей вырастили на свою голову. Жанну мне жалко, дочку ее, Юлечку, еще жалче... Не сумела-таки наша Жанночка обломать этого носорога. Нашла коса на камень! Вот Люсьена - другое дело. Ох, лиси­ца! Вертит Костей, как хочет, и все мягкой лап­кой. Он же без ее совета лишнего шагу не сту­пит...

Я весь обратился в слух, но Сидор Тихоно­вич так же внезапно переменил тему:

- Так что же мне делать с вами? Я вам так скажу: даже если бы не завтрашняя гулянка, останавливаться на базе вам все равно не с ру­ки. Удобств никаких, даже телевизора нет... - Он задумался ненадолго. - Эх! Я вижу, вы че­ловек серьезный, положительный и вроде бы не сильно пьющий. Да у нас в деревне таких гостей чуть не в каждом доме примут. Вот, правда, сейчас на выходные, да еще по хорошей пого­де, ко многим родня понаехала из города. Взял бы вас к себе, да у меня семья большая, шумно, ма­ленькая ребятня, вам не понравится. - Тут он с силой хлопнул себя по лбу: - Так я отведу вас, пожалуй, к старому Ворохову! Дом боль­шой, а живет он один. Вы согласны немного заплатить вперед?

- О чем разговор?!

- Так пойдемте прямо сейчас, пока он не уснул, а то у нас в деревне старики спят крепко, из пушки не разбудишь!

Я кивнул, выражая согласие с его предло­жением.

Груздев вышел через калитку, закрыл ее за собой на символический засов и наказал собаке:

- Полкан! Я скоро вернусь! А ты сторожи строже! Близко никого не подпускай!

Сказано это было нарочито громко, навер­няка с таким расчетом, чтобы услыхали в палатке.

Пес Полкан, несмотря на беспородность, отличался, кажется, сообразительностью, если судить хотя бы по тому, что он ни разу не пре­рвал своим лаем нашей с Груздевым беседы. Вот и сейчас, мотнув лохматой мордой, пес с важным видом затрусил к линии домиков.

- Эх, Дмитрий Сергеевич! - снова обра­тился ко мне Груздев. - Вот вы тут обронили
фразу, дескать, отдайте, как директор, распо­ряжение персоналу... Помилуйте! Какой пер­сонал! В моем лице перед вами находится ров­ным счетом весь персонал пансионата! Ибо я - и директор, и администратор, и электрик, и кладовщик, и уборщик, и сторож... - Он мельком огляделся вокруг: - Нет, сказать по правде, сторожем оформлена моя жена. Но у нее и по дому работы хватает. Вот я и дежурю за нее. В будние дни еще ничего, свои-то сюда не полезут. А вот в выходные, когда наезжают из города, надо держать ухо востро. Да еще эти спортсмены-строители, - он кивнул на палатку, - так и поглядывают, что и где плохо лежит...

Двигаясь по тропинке, мы подошли к гра­нице лужайки, где начиналась узкая полоска леса.

Директор-сторож остановился на миг и очертил рукой панораму озера:

- Не там поставили лагерь, ох, не там!

- Отчего же не там, Сидор Тихонович? - удивился я. - Пейзаж такой, что сам просится на рекламный ролик.

- На будущий год этому пансионату испол­нится полвека, - вздохнув в очередной раз, пояснил Груздев. - Задумывался он как база отдыха для лесорубов, участки которых были рассредоточены в ту пору вдоль всех приладожских рек. А лес тогда сплавляли по воде. Порой в реке воды не было видно, одни брев­на. Потому и поставили пансионат на озере. Да не учли, что оно - Прохладное. Со дна бьют холодные ключи, и потому даже в жар­кий день водичка такая студеная, что особо не поныряешь. Но выбора тогда не было. А лет тридцать назад сплавлять лес по местным рекам запретили. Вода в Свияти постепенно очи­стилась, а вода там ласковая, приятная, теп­лая, как парное молоко. В реке народ и купает­ся. И рыбы там больше. Даже пацаны редко заглядывают на озеро, не говоря уже о ветера­нах. Но тому есть еще одна причина...

Мы миновали полосу леса и вышли к до­роге в том самом месте, где я сошел с автобуса. За дорогой откос плавно сбегал к реке. Кроны плакучих ив нависали над водой.

С нашей стороны дороги, напротив, мест­ность начинала плавно повышаться, переходя в гряду невысоких холмов, которые, очевидно, и образовывали дальний берег озера. Весь этот участок был покрыт лесом: ближе к дороге - лиственным, на холмах - хвойным.

Вдруг мне показалось, что на ближнем скло­не в просвете между деревьями промелькнул каменный крест. Второй, третий...

Невольно я остановился.

Остановился и Груздев, а затем, будто под­тверждая мою догадку, вытянул руку по направлению к склону:

- Здесь у нас старинное кладбище. Называет­ся Инженерным. Ведь в этих краях еще полто­раста лет назад хозяйствовал лесопромышлен­ник Фазанников. В Карповке находилась его главная сплавная контора. И будто бы желал он утвердиться здесь прочно, навсегда. Лесопилки ставил, мельницы, бумажные фабрики. Инженеров заграничных приглашал. Тут у них и усадьбы стояли. Да, видно, не судьба. Одно­го инженера деревом придавило, второй замерз по пьянке, третий вроде бы сам повесился - и все в один год. Ну, а поскольку были они не нашей веры, не православные, то похоронили их отдельно, вот как раз туточки. Так и пове­лось. Преставится кто из начальства, здесь и хоронят. И кладбище оттого назвали Инже­нерным. А у Фазанникова дела и вовсе пошли наперекосяк. Что-то пожары сожрали, что-то он в карты проиграл... Умер он тоже нехоро­шо, страшно. Будто бы отрекся от веры и той же ночью сгорел в своем доме вместе с полю­бовницей. Похоронили обоих на Инженерном. Богато похоронили. Склеп поставили. До сих пор стоит. А только место это нехорошее. Сатанинское. Все плохое, вся жуть случается по­чему-то именно там. Отдыхающего одного уби­ли лет семь назад. А в позапрошлом году пропал начальник арболитового цеха. Месяц искали. С собаками. По всей округе. Самые дальние делянки осмотрели. Не нашли. А только суну­лись на Инженерное кладбище, там он лежит, бедолага, и в аккурат в склепе Фазанникова, распух уже весь. Не-ет, во всей деревне по доброй воле туда не пойдет ни один человек, особенно после заката. Теперь вы понимаете, что я имел в виду, когда говорил, что пансио­нат поставили не там?

Итак, меня ознакомили с образчиком мест­ного фольклора.

Груздев определенно втягивал меня в душевный разговор.

Мы двинулись по обочине к деревне, до ближайшего двора которой отсюда было рукой подать. Значительной своей частью Карповка лежала вдоль реки, но по отдельным приметам чувствовалось, что и в сторону леса она выбросила немалые клинья.

Груздев по-прежнему исполнял роль гида:

- Перед вами - центральная площадь. Там магазин, там бывший клуб, а там администрация... Только из начальства сейчас вы никого не найдете. Председатель, или по-нынешне­му, глава, в отпуске, а заместители укатили на выходные к родным в город. Видите желтую полоску песка вдоль берега? Это наш пляж. Сейчас там несколько пацанов да какая-то парочка, а завтра на­роду будет как в Сочи, не протолкнешься. Го­род понаехал! Сейчас свернем в этот проуло­чек, а там уже и дом дедушки Афанасия, третий от угла. Уф! Отдышусь малость...

Груздев остановился, хотя вовсе не выгля­дел уставшим. Его глазки сузились в простецки-лукавом прищуре:

- Так вы, значит, из инюрколлегии? Это не та, которая наследников ищет по всему миру? Неужто у нас в Карповке обитает будущий миллионер? Это кому же так повезло? Да вы не волнуйтесь. Груздев молчать умеет! Могила!

Только сейчас я понял этого человека.

Он предлагал мне бартер!

Зря он, что ли, рассказал мне столько ме­стных новостей и секретов, не утаив даже того обстоятельства, что подменяет на работе дра­жайшую половину, которая оформлена сто­рожем!

Взамен он рассчитывал на определенную доверительность и с моей стороны. Обладание же конфиденциальными сведениями о за­летном столичном госте придало бы ему весу в собственных глазах.

Нельзя, никак нельзя было обмануть ожи­даний честного служаки! Интуиция подсказывала, что почтенный Сидор Тихонович еще пригодится мне и как источник информации, и как передаточное звено.

Но чем же мне утешить его любопытство?

И тут мне в голову пришла довольно оригиналь­ная мысль, на которую, собственно, навел меня мой собеседник.

Я огляделся по сторонам, после чего заго­ворщически прошептал:

- Только сугубо между нами, Сидор Тихо­нович... Мне бы не хотелось, чтобы мой визит в Карповку получил какую-либо огласку. На­ша контора предпочитает работать без шума.

- Дык... разве ж я не понимаю! - Он мо­литвенно сложил руки на груди.

- Ну, слушайте. Инюрколлегия занимает­ся не только поисками наследников, но и такими деликатными проблемами, как, к при­меру, установление факта смерти того или ино­го физического лица. Вот вы рассказали мне об Инженерном кладбище, а ведь не подозре­ваете даже, что именно там я должен разы­скать одну старую могилу...

- Чью? - невольно вырвалось у него.

- Всему свое время, дорогой Сидор Тихо­нович! Для начала я должен установить факты и передать телефонограмму в наш центральный офис. Там изучат мои сведения и через день-другой дадут ответ. Не исключено, что мне по­надобятся свидетельские показания для оформ­ления соответствующего акта. Ответьте мне честно, в таком случае я могу рассчитывать на вас?

- Да за милую душу! - воскликнул он, со­вершенно успокаиваясь. Он узнал тайну!

Мы продолжили путь и в считанные минуты добрались до изгороди из жердей, за которой, как выяснилось, и находился двор дедушки Афанасия.

У простенькой калитки Груздев снова ос­тановил меня:

- Совсем забыл вас предупредить. У ста­рика неважнецкая память, особенно на лица. Но это не страшно. Вы прямо сейчас купите у него хотя бы даже за рубль какую-нибудь безделушку, ну, к примеру, пуговицу. А зав­тра, если он вас не признает, покажите ему эту пуговицу и скажите: “Помнишь, дедушка, как торговались вчера?” И он в момент вас узнает.

- Может, не совсем удобно проситься на ночлег к больному человеку? — засомневал­ся я.

Груздев понял меня по-своему:

- Да он не опасный, тихий! Никакого бес­покойства от его болезни вы не почувствуете!

- Ну, будь по-вашему.

Мы вошли во двор, типичный для Карповки: бревенчатый дом в полтора этажа с высоким крыльцом и резными ставнями, покосив­шиеся сараюшки и пристройки, поленница дров под навесом, общим с приземистой бань­кой, сирень и черемуха вдоль забора, далее - цветник, грядки, ягодный кустарник, яблони...

Хозяина заметили не сразу.

Дед Афанасий - худенький, щупленький, с всклокоченной бородкой и загорелой лысиной в венчике седых волос - стоял в углу дво­ра и кормил домашнюю птицу. Его поношен­ная клетчатая рубаха была выпущена поверх грубых брюк, а старые, какие-то допотопные калоши он носил на босу ногу.

Похоже, дедуля неплохо приложился к знаменитой карповской клюквянке, ибо его движениям определенно недоставало координации.

- Тук-тук! - окликнул его Груздев. - Здорово, дед Афанасий! Как живется-можется?

Тот повернул голову, склонив ее набок, от­чего сделался похожим на одну из своих хохлаток.

- Здравствуйте, господа-товарищи хоро­шие! - рассыпчатым тенорком ласково ответил он. - Наливочки желаете? Клюквянки? Ох, и забориста! – самоупоенно причмокнул губами, затем вдруг встрепенулся: - Ты, что ли, Сидор?

- Он самый... Так и хозяинуешь один? - осведомился Груздев. - Жанна не обещалась приехать?

- Нету моей ягодки наливной, нету моего цветочка-бутончика! - пропел дед Афанасий.

- А вдруг приедет? – успокоил его Груздев. – Она же любительница сюрпризов. Вот возьмет, и нагрянет! А что там твоя Феня, какие новости?

Весь переговорный процесс Сидор Тихо­нович великодушно взял на себя. Я лишь сто­ял рядом и слушал, да кивал в нужных местах. Между прочим, старик Ворохов оказался необыкновенно говорливым. Он так и сыпал риф­мованными словечками. Не хочу показаться жестокосердым, но подумалось, не избыточ­ная ли говорливость стала причиной его за­бывчивости? Впрочем, покуда не наблюдалось никаких признаков старческого маразма. От­веты дедушки Афанасия можно было признать образцом здравого смысла, если бы не их чрез­мерная цветастость.

Из глубины участка доносился грозный со­бачий рык, и я счел целесообразным поинтересоваться, не возникнут ли у меня проблемы с четвероногим стражем дома. На это дедушка Афанасий заметил, что на ночь он оставит собаку на цепи. Груздев при этом успокаивающе шепнул мне, что по хозяйству дедушка никогда ничего не забывает.

Тем не менее, я купил у дедули коробок спичек (за червонец), а также заплатил ему за два дня прожи­вания.

Затем меня провели через высокое крыль­цо в дом и предложили на выбор любую из полдюжины комнат, которые как бы окольцо­вывали огромную русскую печь, занимавшую весь центр дома. При этом хозяин сообщил, что в летнее время он предпочитает ночевать на сеновале.

Я выбрал комнату с окном, из которого про­сматривался участок реки. В комнате имелся старенький, но удобный диван. Вот и отлично!

Груздев ушел. По его словам, в пансионат. Но, проводив его взглядом из окна, я убедился, что непоседливый администратор свернул совсем в другую сторону.

Было четверть двенадцатого, но сумерки только-только начали сгущаться - такова уж особенность нашего короткого питерского лета.

Зная, что уснуть все равно не удастся, я ре­шил ознакомиться с окрестностями поближе и отправился на прогулку.

Судя по всему, Карповка стояла на земле, отвоеванной у леса. Впрочем, кое-где, внутри деревни, сохранились его островки в виде группы сосен или зарослей дикого шиповника. Из раскрытых окон доносились громкие голоса, звуки музы­ки. В укромных уголках вдоль реки шептались о чем-то своем парочки. Захмелевшая компания уст­роила вечернее купание. На небе не виднелось ни облачка - верный признак хорошей пого­ды на завтра.

Я сидел над рекой, курил и думал о том, что сведения, полученные мною от Шестоперовой, подтверждаются в полном объеме. Она не ошиблась ни в одной детали. По крайней мере, по состоянию моей информированности на текущий момент. Похоже, у этой женщины воистину зоркий глаз.

Со своей стороны, я тоже не подвел ее, как заказчицу, ни в чем.

Я знал точно, что Груздев заснет сегодня не раньше, чем поделится выведанной тайной с домашними, а также первейшими друзьями. Вот и отлично! Значит, уже с утра по Карповке прокатится слух о приезде питерского юри­ста, занятого поисками наследника богатого за­океанского дядюшки. Я ничуть не сомневался, что мою версию Груздев переиначит на собственный лад. К этим слухам добавят кое-что от себя и пассажиры автобуса, чье лю­бопытство я возбудил, высадившись у тропин­ки на пансионат. В той или иной форме молва дойдет до Эдика и Кости, придав моему появлению весомую постороннюю причину. Да и мое квартирование в доме дедушки Афанасия теперь целиком спишется на Груздева. Я со­вершенно отмазал вас, любезная Валентина Федоровна, и теперь вы абсолютно чисты пе­ред компаньонами вашего мужа.

Плавное течение Свияти, в водах которой уже отражались первые звезды, завораживало. Хотелось хоть ненадолго отключиться от суе­ты последних дней.

Я выкурил еще одну сигарету и отправился к своему новому пристанищу.

В моей комнате горел свет. Я помнил со­вершенно точно, что, уходя, погасил его везде. Дедушка Афанасий, по идее, должен был уже давно мирно похрапывать на сеновале. Неу­жто старик потерял сон и решил потолковать с постояльцем “за жизнь”? Этого мне еще не хватало!

Я поднялся на высокое крыльцо. Лестница под ногами скрипела на всю округу. В глубине двора из темноты залаял пес. Внутри дома про­изошло какое-то движение.

Сначала я попал в темные сени, где с немалым трудом разыскал дверь, ведущую в горницу. Распахнул ее и... обомлел.

Прямо передо мной стояла высокая, пре­красно сложенная, загорелая до бронзы женщина с льняными волосами до плеч. Ее распо­лагающая улыбка в один миг заставила меня забыть о легкой хандре.

Женщина дружелюбно улыбнулась и сделала шаг навстречу.

- Здравствуйте, таинственный постоя­лец! - произнесла она дразнящим голосом. - Давайте знакомиться, раз уж мы оказались под одной крышей. Меня зовут Жанна...

5. КУПАНИЕ ПРИ ЛУНЕ

Когда Шестоперова рассказывала мне о Жанне, называя ее своей лучшей и самой близкой подругой, у меня сложилось впечатление, что они примерно одного возраста.

Теперь я понял, что ошибался. И довольно существенно.

Даже с поправкой на скудость освещения вряд ли ей можно было дать больше тридцати - тридцати двух.

Но главное - она была необыкновенно хо­роша. Просторная белая блузка и облегающие джинсы удачно подчеркивали ее природную привлекательность, а спокойный взгляд боль­ших серых глаз в сочетании с затаенной усмеш­кой в уголках красиво очерченных, чувственных губ говорил о богато одаренной натуре (и богатом житейском опыте).

“Дурак Эдик!” - была моя первая мысль. Разве таких женщин бросают?!

Однако же предстояло срочно определить­ся с линией поведения.

Сказать по правде, появление Жанны за­стигло меня врасплох. Ведь и Шестоперова, и Груздев, и дедушка Афанасий уверяли, что ее приезд маловероятен. Но она приехала. Ока­завшись - нежданно для меня - на редкость очаровательной особой. (А я привык доверять своему первому впечатлению.) Шестоперова, насколько я припоминаю, не собиралась по­свящать лучшую подругу в свои планы. В про­шлогодней прогулке на Неве Жанна не участ­вовала и меня видеть не могла. Следовательно, сейчас я для нее - случайный путник, угодивший по стечению обстоятельств в дом ее деда. С другой сторо­ны, Груздев обрисовал мне некоторые подроб­ности ее личной жизни. То есть, мне в данный момент не обязательно изображать из себя непосвящен­ного. И, само собой, теперь я должен выяснить намерения Жанны относительно завтрашнего дня.

Все это в один миг пронеслось в моей го­лове прежде, чем я шагнул навстречу гостье и, пожимая ее протянутую теплую сильную ладошку, отрекомендовался:

- Дмитрий, юрист. То есть, просто Дима. Прошу принять мои извинения за нежданное вторжение и причиненные неудобства. Я со­бирался переночевать в пансионате, но Сидор Тихонович, сославшись на какое-то важное завтрашнее мероприятие, привел меня сюда, а хозяин, ваш симпатичный дедушка, уверил, что не ждет сегодня гостей.

- Вам не за что извиняться, - улыбнулась она. - Я и сама здесь гостья, притом редкая. Знакомые собирались в Карповку, ну я к ним и напросилась в машину в последний момент. Давно уже не наве­щала своих, неловко даже. Как нарочно, часа три простояли в пути из-за поломки. Нако­нец, приезжаю: дедуля мой уже спит. Будить его я не стала, поднялась в свою комнату. Хо­тела уже прилечь, смотрю - в углу чужие ве­щи. Я так и догадалась, что дедуля пустил по­стояльца. А тут и вы пожаловали собственной персоной...

Несмотря на столь пространный монолог, она никак не отреагировала на мою умышленную оговорку о завтрашнем мероприятии.

- Выходит, я занял вашу комнату? Немед­ленно перехожу в другую.

- О, это излишние хлопоты! Не беспокойтесь по пус­тякам. Я найду, где разместиться.

Я понял, что пора брать инициативу в свои руки.

Мы стояли в горнице - самой большой комнате дома - возле круглого стола, накры­того зеленой плюшевой скатертью. Горящие вполнакала лампочки трехрожковой люстры создавали волнующий полумрак.

- Жанна, готов держать пари, что по нату­ре вы – “сова”, - высказал я предположение.

- Угадали! - кивнула она и добавила не без вызова: - Мне часто кажется, что ночь - не самое лучшее время для сна.

- Этот вопрос достоин детального обсуж­дения, - ответил я. - Вы ведь остались без ужина, верно? А у меня имеется походная бу­тылка вполне приличного московского конья­ка. И соответствующая холодная закуска.

- Звучит соблазнительно! - Она посмот­рела мне в глаза. - Что ж, выставляйтесь! А я тем временем добавлю что-нибудь из припа­сов дедушки Афанасия.

- Может, не будем грабить бедного ста­рика?

- О! Речь идет исключительно о дарах ле­са и огорода. Витамины ведь не помешают, верно? - Она игриво повела плечами.

- Но клюквянку трогать не станем.

- Конечно! Ведь у нас есть более благород­ный напиток.

Итак, первый контакт был установлен.

Через пять минут мы сидели за прилично сервированным столом. Жанна сумела даже разыскать хорошую посуду и коньячные рюмки.

С каждым тостом атмосфера в комнате ста­новилась все более раскованной.

Я не скупился на комплименты и застоль­ные остроты, не забывая чередовать их с интересующими меня вопросами. Жанна не оставалась в долгу, виртуозно парируя мои намеки, легко переходя с темы на тему и тоже задавая во­просы - по форме вполне невинные, а по существу довольно проницательные. По всему чувство­валось, что она умела и любила бывать в ком­пании, флиртовать, блистать и очаровывать. Улыбка не сходила с ее лица, она не лезла за словом в карман, вот только нужных мне отве­тов я так и не дождался. Будто и не было в ее жизни долгого замужества за человеком по име­ни Эдуард Кроваль, тесного общения с персоналом фирмы “Шевалье”. Причем она обходила опасные рифы настолько непринужденно, словно тех и вовсе не существовало.

Пить она тоже умела. Несмотря на умеренность доз, содержимое бутылки все же убывало заметно, но я не рискнул бы утверждать, что моя обольстительная собеседница хоть на йоту ос­лабила самоконтроль. Мне все сильнее начи­нало казаться, что нынешний визит Жанны в Карповку отнюдь не случаен, а преследует не­кую давно рассчитанную цель.

Проще всего было бы выйти сейчас под ка­ким-нибудь предлогом во двор и связаться по сотовому с Шестоперовой. Но вот парадокс! Убаюканный легкостью заказа, я не потрудил­ся взять у заказчицы номер ее домашнего те­лефона. Как-то не предполагал, что тот может понадобиться.

Наконец я решил переменить тактику.

- Жанночка, позвольте один нескромный вопрос?

- Ну-ну? - раскрасневшаяся, она пода­лась чуть ближе.

- Вы такая обаятельная... такая необыкно­венная... можно сказать, роскошная женщина...

- Продолжайте, - промурлыкала она.

- Извините, но один местный житель шеп­нул мне, что ваш семейный союз недавно распался. Для меня это непостижимая загадка. Я знаю точно, что такие волнующие женщины – большая редкость, и ими очень дорожат.

Впервые за все время нашего общения по ее улыбчивому лицу пробежало хмурое облачко, в уголках губ пролегла жесткая складка.

- Не будем об этом, ладно?

- О, извините великодушно! И как только у меня повернулся язык?! Чуял ведь, что могу вас огорчить!

- Ну-ну, не надо так трагически! Я очень хорошо вас понимаю. Но больше об этом ни звука.

Что ж, первая атака закончилась неудачей, но я вовсе не собирался отказываться от новых попыток раскрутить мою визави. Ладно, подождем более благоприятного момента.

Она снова была улыбчива и безмятежна.

После очередной рюмочки глянула на свои золотые часики:

- Три! Благословенная Карповка заснула, наконец, праведным сном. Что, если нам пой­ти искупаться, а? При луне?

- Превосходная идея!

- Возьмите вон то покрывало и полотен­це, - попросила она.

- Я подожду во дворе, пока вы переодене­тесь, - сказал я, поднимаясь.

- Я вовсе не собираюсь переодеваться, - она пожала плечами и тоже поднялась. - Пойдемте!

Мы вышли на крыльцо.

Пик ночи уже миновал, в природе чувство­валось приближение рассвета. Медовый воздух был неподвижен, и если бы не перелаивание собак, то тишина казалась бы абсолютной.

- Осторожно, здесь крутые ступеньки, - предупредил я. - Обопритесь на мою руку.

- Надеюсь, это рука надежного мужчи­ны? - Она прижалась ко мне всем телом.

Сходя вниз, я постоянно ощущал эту ее лег­кую, горячую тяжесть. Последние крохи мыслей о раскрутке начисто вылетели из моей го­ловы. Рядом со мной находилась прекрасная, чувственная женщина, а все остальное сейчас не имело значения.

Едва мы ступили на землю, как я жадно привлек ее к себе и поцеловал в послушные умелые губы. Рука сама скользнула ей под блуз­ку, не встретив там никаких предметов туале­та. Ее рука тоже не осталась безучастной.

Но секунда - и Жанна очутилась в метре от меня.

- Нет-нет! - рассмеялась она дразнящим смехом. - Сначала - купание...

- Как скажете, ваше величество!

Не встретив ни единого прохожего, мы вы­шли на берег Свияти. Воздух начинал светлеть, но еще нельзя было разобрать очертаний не только противоположного берега, но и ближней груп­пы деревьев.

- Дима, постели, пожалуйста, покрывало.
Когда, выполнив ее просьбу, я выпрямился, она уже стояла без одежды.

- Правда, у меня красивый загар? Я езжу загорать на нудистский пляж за Сестрорецком.
Терпеть не могу светлых полосок на теле!

- Чтобы оценить твой загар по достоинству, я должен по­дойти поближе...

Я попытался поймать ее за руку, но она, увернувшись, отбежала в сторону и принялась поддразнивать меня оттуда. Я бросился к ней, она снова увернулась, заливаясь веселым сме­хом. Затем, проделав несколько па профессиональной стриптизерши, разбежалась и, оттолкнувшись от насыпного трамплина, в красивом прыжке ушла под воду.

Вынырнув метрах в пятнадцати-двадцати от берега (на таком расстоянии видимость уже была сносной), она помахала мне рукой:

- Димочка, присоединяйся! Прыгай сме­ло, здесь глубоко и чисто! А вода - просто прелесть!

- Прелесть - это ты...

Через полминуты я был рядом с ней.

Мы устроили какую-то сумасшедшую ку­терьму, затем я бросился в погоню за ней, но догнать так и не сумел, хотя мы доплыли поч­ти до середины реки. До берега она тоже доб­ралась первой. Здесь, на мелководье, она сама набросилась на меня с неистовым пылом изо­щренной в ласках любовницы.

Когда я немного пришел в себя, то обнару­жил, что мы лежим на покрывале рядом друг с другом. Естественно, безо всякой одежды. Над головой, в самой вышине, образовалась узкая полоска яркой голубизны. Но окружающий воздух был все еще насыщен плотной фиоле­товой взвесью.

Вдруг Жанна одним рывком села на меня сверху. Живая тяжесть и вид ее красиво сомк­нутых правильных полушарий заставил меня почувствовать новый прилив сил.

Но тут она хлопнула своей ладошкой по моему бедру.

- Нет-нет, не сейчас! Надо уже одевать­ся... - Склонившись ниже, так, что ее льня­ные волосы защекотали мою щеку, она сказа­ла то, что я меньше всего ожидал услышать от нее в настоящую минуту: - Ты спрашивал, почему мой бывший муж бросил меня? Вопрос был неправильно сформулирован. Это я бросила его!

- Именно это я имел в виду. Такой вывод напрашивался сам собой.

- Но ты не можешь знать, по какой причи­не я его бросила.

- Об этом тоже нетрудно догадаться.

- Думаешь, по причине мужской слабости? Ошибаешься, дорогой! С этим у него как раз все в порядке. Я бросила его потому, что он - убийца...

Я невольно вздрогнул, и, похоже, она вос­приняла этот мой импульс. Чтобы сгладить впечатление, я спросил:

- Ты, конечно же, выразилась образно, да? Он убил твою любовь, твои мечты, твои надежды...

- Нет, он убивал людей. То есть, не сам, конечно. Нанимал киллера. Но, в конечном итоге, кровь на нем. Могла ли я жить с таким мужем?

- То есть, тебе это открылось случайно? У тебя есть доказательства?

- Да, - лаконично ответила она. - Не знаю, зачем я все это рассказываю тебе. На­верное, просто наболело. А теперь все забудь. И не переспрашивай меня больше. Ответа не получишь. И давай-ка, милый, одеваться. Ско­ро мимо пойдут пастухи... - Она быстро под­нялась, прихватив свои джинсы.

Я все еще пытался осмыслить нежданное признание.

- Жанна, а он знает о твоей осведомлен­ности? Ведь тогда тебе может угрожать серьезная опасность.

- Все, Димочка, - отрезала она, застеги­вая свою блузку. - Тема закрыта! Одевайся, и если у тебя хватит сил, то дома мы еще про­должим...

Мы вернулись домой, допили коньяк, за­тем снова любили друг друга.

Но я уже не мог избавиться от ощущения, что Эдик притаился где-то в темном углу и, наливаясь ненавистью, слушает наше дыхание.

В какой-то момент я закрыл глаза, а когда снова открыл их, в комнате уже было достаточно светло. А мне-то казалось, что прошло всего несколько секунд!

Одетая и причесанная Жанна стояла рядом и смотрела на меня. Утомленной она не выглядела.

Я рывком сел на постели, взяв с тумбочки часы: шесть!

- Ты куда собралась, моя прелесть?

- Мне нужно съездить в Лодейное Поле, - ответила она. - Насчет машины договорилась еще вчера, нель­зя опаздывать. Проведаю бабушку Феню, за­гляну еще кое-куда, а во второй половине дня вернусь.

- Обещай, что на обратном пути позвонишь мне с дороги. А я тебя встречу, - и я продиктовал ей номер своего сотового.

- Ладно, позвоню, - кивнула она. – А ты, милый, отдыхай, набирайся сил! Воз­можно... Возможно, вечером мне понадобится твоя по­мощь. - Наклонившись, она крепко поцеловала меня и стремительно вышла из комнаты.

Я слышал, как застучали по ступенькам ее каблучки.

Затем, после паузы, снизу донесся рассыпчатый тенорок дедушки Афанасия:

- Внученька, моя золотая! Цветочек-бу­тончик мой ненаглядный! Куда же ты?! Яишенки свеженькой нажарим, клюквяночки отведаем... Ну, куда ты так торопишься?!

- Надо проведать бабушку. Но я еще вернусь, - ее голос звучал все тише, очевидно, она уже вышла за калитку.

Ситуация нуждалась в незамедлительном осмыслении.

Было ясно, как божий день, что у Жанны какие-то очень серьезные про­блемы с ее Эдиком. Она чего-то боится. И на что-то рассчитывает. В Карповку она приеха­ла с определенной целью. Точно зная, что сегодня здесь будут Эдик и прочие. Стоп! А может, Шестоперова все-таки рассказала ей обо мне? И Жанна подарила мне ночь любви, на­деясь, что в знак благодарности я помогу ей в ее разборках с Эдиком? Ведь не случай­но же она проговорилась мне о тайной стороне его жизни! Но, с другой стороны, вмешивать в эту историю Жанну было не в интересах Шестоперовой.

А, впрочем, зачем я буду гадать?

Через несколько часов компаньоны приедут в Карповку, и тогда я получу информацию, что называется, из первых рук.

А пока нужно выспаться. Голова со­вершенно не соображает. Хотя я и “сова”, но одного часа сна маловато даже для ноч­ной птицы.

Я откинулся на подушку и тут же прова­лился в небытие.

Разбудила меня мелодия моего мобильника. Я поднес трубку к уху.

- Дмитрий Сергеевич, это вы? Здравствуйте! У вас все нормально? – это был голос Шестоперовой.

(Легка на помине!)

- Где вы? – спросил я.

- Мы уже в Карповке. Через пятнадцать минут я буду у вас. Надеюсь, вы находитесь у дедушки Афанасия, как мы и договаривались?

- Жду вас! – ответил я, не вдаваясь в подробности.

- Одна только просьба: давайте встретимся в доме. Со мной будет водитель, и мне не хотелось бы тратить время на еще один спектакль.

- Приезжайте, тем более что нужно обсудить кое-какие новости, - я отключил связь и рывком сел на диване.

Оказывается, уже полдень. Славно же я поспал!

("Бизнес-план убийства" А.Ланиус)